Куда нам столько РПКСН?

Куда нам столько РПКСН?
Как известно, планы строительства Военно-морского флота Российской Федерации, утвержденные госпрограммой вооружений на 2011-2020 гг., оказались с треском провалены буквально по всем классам кораблей. Исключая разве что «москитный» флот. Но все дело в том, что последний в рамках ГПВ 2011-2020 гг. строить и вовсе не собирались: предполагалось ввести в строй лишь несколько артиллерийских «Буянов» да ракетных «Буянов-М» — совсем небольших ракетных корабликов «река-море». Упор делался на совсем иные классы: корветы и фрегаты, многоцелевые атомные и дизельные подводные лодки новейших проектов.

Увы, вскоре стало ясно, что программа получилась чрезмерно оптимистичной, переоценили буквально все. Конструкторские бюро не смогли или крайне затянули доведение до ума новейшей и сложнейшей техники: вспомним ДЭПЛ проекта «Лада» и приснопамятный «Полимент-Редут». Лозунг «Заграница нам поможет» оказался насквозь ошибочным: французы просто не пожелали отдать заказанные им «Мистрали», а ставка на украинские и германские двигатели едва не стала фатальной для флота. Отечественные кораблестроители постоянно двигали сроки сдачи кораблей «вправо», да и в самом бюджете, увы, не находилось средств на реализацию столь масштабной программы.

И вот когда стало ясно, что планировавшийся ГПВ 2011-2020 гг. могучий поток из более чем сотни кораблей основных классов «усыхает» едва ли не пятикратно и что программы ремонтов имеющихся в составе ВМФ РФ боевых единиц срываются едва ли не в той же пропорции, возник разумный вопрос: что же делать флоту? То, что моряки отчаянно нуждаются хоть в каких-нибудь кораблях, было вполне очевидно, при этом «москитный» флот наша промышленность вроде бы еще могла осилить. Соответственно, кораблестроительные программы оказались скорректированы в сторону «Каракуртов» и патрульных кораблей проекта 22160. Но следует понимать, что это было вынужденное решение, продиктованное отнюдь не тактическими соображениями, а необходимостью пополнить состав флота хоть чем-нибудь. Конечно, решение идти «в москиты» было правильным, раз уж с корветами и фрегатами не заладилось. Но и тут, по мнению автора, акценты по классам кораблей были расставлены неверно, а к ТТХ проектов 22800 и 22160 есть масса вопросов, которые автор еще поднимет позднее. Этот же материал посвящен текущему строительству РПКСН.

Лидер кораблестроительной программы

И действительно, если мы рассмотрим выполнение грандиозных наших планов кораблестроения на 2011-2020 гг., то станет ясно: отставание по РПКСН, можно сказать, минимально. Из 10 запланированных к сдаче флоту кораблей этого класса на сегодняшний день в строй вступили три РПКСН проекта 955 («Юрий Долгорукий», «Александр Невский» и «Владимир Мономах»), а также головной корабль усовершенствованного проекта «Борей-А» «Князь Владимир».

Куда нам столько РПКСН?
Но следующий за ним «Князь Олег», скорее всего, до конца 2020 года в строй встать не успеет. Итого получается 4 корабля из 10 запланированных, то есть выполнение плана – аж целых 40%. И словосочетание «аж целых» здесь, увы, вполне уместно безо всякой иронии. Тех же МАПЛ «Ясень» и «Ясень-М» сперва собирались строить 10, потом — 8, потом – 7, но реально в составе флота на сегодня – один «Северодвинск», и дай бог, чтобы до конца 2020 г. морякам передали еще и «Казань». Меньше 30%. По фрегатам – из 6 проекта 11356 «адмиральской» серии для Черного моря и 8 проекта 22350 для прочих флотов в строю имеем трех «адмиралов», головного «Горшкова» и есть еще надежда на «Адмирала флота Касатонова». Итого – около 36%. Корветы? Из 35 планировавшихся к постройке в строй встали 5, и. возможно, до конца 2020 г. доделают «Ретивого» с «Гремящим» — итого 7 или 20%. Надо отметить, что сегодня у нас корветов проекта 20380 в строю не 5, а 6, но головной «Стерегущий» был сдан флоту в 2008 г и в ГПВ 2011-2020 гг., естественно, не входил.

Десантные корабли? Ну, четыре французских мушкетера — УДК проекта «Мистраль» до отечественного ВМФ так и не добрались (правда, автор не уверен, что стоит расстраиваться по этому поводу). Из 6 планировавшихся к передаче флоту «Иванов Гренов» в строй войдут только 2, при условии, что «Петр Моргунов» все же успеет в 2020 г.

Куда нам столько РПКСН?
Фактически темпы строительства РПКСН (в процентах от первоначального плана) обгоняют только «москиты» и ДЭПЛ. Но радоваться успехам «москитного» флота, по изложенным выше причинам, это выдавать нужду за добродетель, а с ДЭПЛ…

С ДЭПЛ ситуация откровенно сложная. Всего планировалось строительство 20 таких кораблей, из них 6, для Черного моря, по проекту 636.3, то бишь усовершенствованная «Варшавянка», а остальные 14 – новейшие 677 «Лада». Может, даже с ВНЭУ если получится.

Не получилось. Ни с ВНЭУ, ни с «Ладой», по крайней мере, в рамках ГПВ 2011-2020. В итоге было принято решение увеличить серию «Варшавянок» 636.3 с 6 до 12 ед., отправив шестерку таких кораблей на ТОФ. И вот тут – да, есть успехи. На сегодняшний день в строй вошли все 6 ДЭПЛ, запланированные для Черного моря, и еще седьмая – для Тихого океана. Восьмая «Варшавянка» проходит швартовые испытания и с высочайшей долей вероятности пополнит ТОФ в 2020 г. Что же до «Лад», то кроме головного «Санкт-Петербурга», с его многолетней опытной эксплуатацией, флот, возможно, получит в 2020 г «Кронштадт». Итого – 9 или 10 кораблей из 20, то есть 45-50% от госпрограммы. Но сравнивать эти цифры с «Бореями» едва ли корректно, поскольку процент выполнения «натянут» пускай и модернизированными, но кораблями предыдущего поколения.

Иное дело – РПКСН. Три корабля проекта 955 уже в строю, и, хотя эти РПКСН являются, по сути, промежуточным звеном между кораблями 3-го и 4-го поколения, они значительно совершеннее предыдущих типов кораблей этого класса. Пять усовершенствованных «Бореев А», находящихся сегодня в разных степенях постройки и достройки (а «Князь Владимир» — так и сдачи флоту) по всей видимости станут самыми незаметными АПЛ за всю историю СССР/РФ, хотя будут ли они соответствовать американским МАПЛ – большой вопрос. И еще на два «Борея-А» подписан контракт, сейчас идут подготовительные мероприятия к их закладке, которая должна состояться в сентябре 2020 г. И, судя по срокам строительства, вероятность того, что все 10 РПКСН проекта 955 и 955А встанут в строй до конца 2027 г. очень велика. Вот только… автора беспокоит один вопрос.

А хорошо ли это?

Срок службы современной атомной подводной лодки стремится к 40 годам – при условии, что корабль будет получать все необходимые виды ремонтов вовремя. Но 40 лет – это целая эпоха для современного научно-технического прогресса в военной области и ко времени завершения своей службы АПЛ совершенно устареет. В то же время очевидно, что для слежения за нашими РПКСН противник будет использовать наиболее современные многоцелевые АПЛ, хотя бы просто потому что более важной стратегической задачи у этого класса кораблей ВМС США и НАТО, пожалуй, что и нет. И совершенно очевидно, что недавно введенному в строй РПКСН новейшего проекта будет значительно проще уклоняться от ненужного и назойливого внимания, чем 30-35-летнему кораблю.

Что делать? «Идеальное» решение – строить по 12 РПКСН, скажем, каждые 10 лет и выводить старые из состава флота по мере постройки следующей серии. Тогда у нас всегда будет суперновейший флот из 12 стратегических подводных ракетоносцев. Но, разумеется, никакой бюджет таких затрат не выдержит.

По мнению автора, для РПКСН подходит растянутая по времени программа строительства. Предположим, что нам в составе флота необходимо и достаточно иметь 12 кораблей этого класса (цифра условная), при этом соединение таких кораблей состоит из 3 ед. Тогда оптимальным будет ввод в строй соединения из 3 РПКСН каждые 10 лет. То есть, к примеру, 3 РПКСН вступили в строй в 2020 г., тогда следующую тройку стоит передать флоту в 2030 г., еще одну тройку – в 2040 гг., затем в 2050 г. а тройка, построенная в 2060 г. как раз заменит первые, введенные в 2020 г. три РПКСН. Следующая тройка, сданная морякам в 2070 г. заменит корабли 2030 г. р. — и так до тех пор, пока не наступит мир на всей планете (войны окончательно переместятся в космическое пространство) и РПКСН перестанут быть необходимыми.

Придерживаясь такой логики, мы в каждый момент времени будем иметь в составе ВМФ РФ 12 РПКСН из которых 3 будут новейшими, 3 – вполне современными, три устаревающими, и еще три – готовящимися к списанию. А что делаем мы?

Мы ударными для нашей страны темпами строим 10 «Бореев» и «Бореев-А», которые должны войти в строй за 15 лет, с 2013 по 2027 г. включительно. Таким образом, мы за сравнительно короткий срок получаем 10 современных боевых кораблей, но дальше-то что? Спустя четверть века все они будут считаться устаревшими и нам придется либо мириться с этим, либо выводить часть «Бореев» из состава ВМФ РФ, заменяя их РПКСН новейшей постройки. То есть мы либо соглашаемся с тем, что костяк морской компоненты СЯС будет состоять из заведомо устаревших кораблей, либо теряем деньги, выводя из состава флота корабли, не отслужившие еще положенного срока.

Тут, конечно, имеется важное возражение. Предложенная система не сработает, если имеется провал на старте. В составе ВМФ РФ к началу ГПВ 2011-2020 гг. имелись только «старички» проекта 667БДРМ 1984-1990 г.р. и еще более ранние «Кальмары». И всем им, по-хорошему, пора будет на слом в 2030-ом или чуть позднее. Таким образом, затевая строительство РПКСН по принципу «три корабля каждые 10 лет» в рамках ГПВ 2011-2020 гг. мы бы получили значительное сокращение численности подводных стратегических сил – примерно с 12 (на 2010 г., может и больше) всего до 6 РПКСН.

Вроде бы ужас-ужас-ужас, но если вдуматься…

А так ли это плохо?

Как уже неоднократно говорилось в предыдущих статьях цикла, морские СЯС нуждаются в обеспечении скрытности своих боевых служб. Но обеспечить эту самую скрытность невозможно одними только тактико-техническими характеристиками РПКСН: здесь должны быть задействованы силы общего назначения флота, включая, разумеется, и морскую авиацию.

Так вот, силами, которые позволили бы нам проводить эффективное развертывание РПКСН, ВМФ РФ сегодня не располагает. Не хватает буквально всего – тральщиков, многоцелевых АПЛ и ДЭПЛ, надводных «охотников за подводными лодками», эффективной противолодочной авиации, современных аналогов американской SOSUS и т.д. и т.п. И непонятно, зачем нам наращивать численность РПКСН, если мы пока неспособны обеспечить их применение? Ну вот переводим мы «Бореи» на ТОФ, но много ли в этом смысла, если флот не в состоянии обнаружить японскую ПЛ, патрулирующую вход в Авачинскую бухту?

Куда нам столько РПКСН?
Разумеется, ни в коем случае нельзя отказываться от подводных стратегических ракетоносцев совсем. РПКСН много сложнее космического корабля, а его эксплуатация — настоящее искусство, которое легко утратить, но крайне сложно восстановить. Кроме этого, наличие РПКСН является сильным сдерживающим фактором против стратегии «молниеносного удара», призванного нейтрализовать ядерные арсеналы РФ. Даже на Тихом океане, даже в очень сложных условиях (недостаточность сил ПЛО, устаревшие типы РПКСН) стопроцентного контроля за нашими кораблями все-таки не было. Да, существуют обоснованные оценки, что на Тихом в восьми случаях из десяти РПКСН на боевых службах обнаруживались и сопровождались АПЛ США, но даже и оставшиеся два случая все равно создавали фактор неопределенности. А на севере следить за нашими «стратегами» было еще сложнее, там, скорее всего, процент обнаружения РПКСН был ниже. Наконец, как уже говорилось ранее, есть Белое море, где слежение за РПКСН почти невозможно.

И вот, по мнению автора настоящей статьи, Российской Федерации действительно стоило пойти на временное сокращение РПКСН в составе флота до 6-7 единиц, продолжая при этом работы по разработке новых типов кораблей этого класса. Помимо всего прочего, это позволило бы высвободить довольно значительные средства, чтобы направить их…

Куда?

В первую очередь на усиление наиболее устойчивого компонента отечественных СЯС, то есть ракетных войск стратегического назначения. «Булава», по всей видимости, стоит дороже «Ярса», потому что стартовать из-под воды явно сложнее, чем с наземной пусковой. А 16 мобильных автономных пусковых установок (или 16 шахт) обойдутся явно и намного дешевле РПКСН проекта 955А. Таким образом, нехватку РПКСН в составе флота вполне можно было «возместить» развертыванием дополнительных наземных установок – и остаться при этом в финансовом плюсе. Во всяком случае, снижение общего количества межконтинентальных баллистических ракет из-за сокращения РПКСН недопустимо. Так что усиление РВСН в таком случае будет иметь наивысший приоритет.

Следующее, что приходит на ум, – это вложение сэкономленных средств в силы флота общего назначения. Однако, по мнению автора, есть куда более интересные задачи.

О КОНе морском

Второе – это мероприятия, направленные на повышение коэффициента оперативной напряжения, или КОН. Что это такое? Если РПКСН некоей страны проводит шесть месяцев в году на боевых службах, ее КОН равен 0,5. Если другая страна способна обеспечить выход своих РПКСН только на три месяца в год каждую, ее КОН равен 0,25. При КОН = 0,5 для обеспечения постоянного дежурства двух РПКСН в море, необходимо иметь 4 РПКСН в составе флота. При КОН = 0,25 количество потребных РПКСН для решения той же задачи возрастает до 8.

Так вот, КОН отечественных подводных сил обычно был ниже, чем у американцев. И было бы совсем недурно проанализировать причины этого отставания, и принять меры для его сокращения. Таким образом, мы до известной степени компенсировали бы уменьшение РПКСН в составе флота более частыми выходами на боевые службы. Что немаловажно — когда у подводного корабля высокий КОН, он едва ли сумеет обходиться одним экипажем. Таким образом, увеличивая КОН РПКСН мы обеспечиваем подготовку большего количества моряков, что будет крайне востребовано в будущем, когда количество РПКСН снова может быть увеличено.

И вновь о малошумности

Следует ожидать, что, невзирая на ряд упрощений относительно первоначального проекта, РПКСН проекта 955 «Борей» все же менее заметны, чем отечественные стратегические подводные атомоходы предыдущих проектов. И можно смело предполагать, что «Бореи А», благодаря своей усовершенствованной конструкции, окажутся еще более тихими.

Но проблема заключается в том, что совершенство конструкции – это еще не все. Важнейшую роль играет ресурс механизмов. Говоря по-простому, после сдачи флоту подводный корабль может быть уникально скрытным, но вот прошла одна боевая служба, вторая… Тут насос застучал, там амортизатор забренчал, здесь подшипник загремел, и новейший атомоход превратился в «ревущую корову» которую слышно через пол-океана. Проблема вполне решаема – почини подшипник, поправь амортизатор, замени насос, и РПКСН опять превратится в «черную дыру», но ведь все это нужно делать своевременно. Увы, ремонт – это вечная ахиллесова пята отечественного ВМФ. И иностранные моряки неоднократно писали о том, что советские подводные лодки по прошествии нескольких лет эксплуатации становятся куда более шумными, следовательно, и заметными.

Иными словами, мало создать малошумный РПКСН. Надо еще сделать так, чтобы корабль не терял этого качества на всем протяжении своей службы. И, разумеется, все вышесказанное касается и иных физических полей – ведь скрытность подводного корабля зависит не только от его шумности.

Что все это даст?

Предположим, мы в какой-то период ограничили численность РПКСН в составе флота 7 единицами, передав их Северному флоту. Но при этом довели их КОН до 0,3, а количество сопровождений на боевых службах снизили до 50% за счет базирования на севере, высоких ТТХ, своевременных ремонтов всех видов, некоторого количества боевых служб в Белом море и т.д. Что это будет означает?

Только то, что у нас постоянно будут находится на боевой службе 2 РПКСН, причем в среднем противник будет сопровождать только один из них. Второй ракетный крейсер и будет той скрытой угрозой, которая гарантирует возмездие любому, кто решится на внезапное ракетно-ядерное нападение на РФ. А что нам еще нужно?

Тут, конечно, у читателя может возникнуть такой вопрос: если таких показателей реально добиться, то зачем вообще тогда, когда-то в будущем увеличивать количество РПКСН? Обойдемся и 6-7 кораблями этого класса! По мнению автора, все же нам следует иметь большее количество таких кораблей, и вот для чего. Нам не следует ограничиваться базированием РПКСН только севере, обязательно нужно соединение еще и для Тихого океана.

Сам факт наличия РПКСН на Дальнем Востоке вынудит наших «заклятых друзей» прикладывать значительные усилия для их поиска и сопровождения. Американцам нужно будет вести постоянный мониторинг у наших баз так, как это они делают это сегодня. В общем, развернув наши «стратеги» на ДВ, мы вынуждаем американцев тратить значительно большие ресурсы на парирование этой потенциальной для них угрозы.

Но в нашей реальности

К сожалению, мы не воспользовались преимуществами, которые можно было бы извлечь из растянутого по времени и сравнительно малосерийного строительства РПКСН. Это само по себе не слишком хорошо, но руководство ВМФ умудрилось еще и ухудшить ситуацию путем принятия на вооружение нового вида стратегических ядерных вооружений. Речь, разумеется, идет о «Статус-6», или, как его обычно называют сейчас, о «Посейдоне».

Куда нам столько РПКСН?
Автор настоящей статьи глубоко убежден в том, что «Посейдон» представляет собой совершенно ненужную Российской Федерации систему вооружений, которая ничего не добавила нашим возможностям ядерного сдерживания, но отвлекла значительные ресурсы на свое создание. Кроме того, развертывание «Посейдона» представляется сейчас использованием худших практик СССР в области морских вооружений. Там, где американцы обходятся одним типом ПЛАРБ («Огайо», которым на смену идет новый проект кораблей этого класса) и одним же типом баллистических ракет («Трайдент»), Российская Федерация использует аж 3 типа подводных кораблей (РПКСН проекта 667БДРМ «Дельфин», проекта 955 и 955А «Борей», а также носители «Посейдонов» проекта 09851) с тремя принципиально разными системами вооружений: жидкостными МБР «Лейнер», твердотопливными МБР «Булава» и ядерными торпедами.

В части «Дельфинов», конечно, критиковать нечего: эти РПКСН, честно охранявшие рубежи Отечества с 90-х годов прошлого века, выслуживают свои сроки, им скоро на покой. Собственно, для их замены и строятся «Бореи». Предположим также, что автор полностью ошибается относительно «Посейдонов» и на самом деле они именно то, в чем нуждаются стратегические ядерные силы РФ. Но зачем было одновременно развертывать и «Бореи» с ракетами, и носители «Посейдонов»? Даже если считать, что «Посейдон» для нас архиважен и архинужен (а это далеко не так), то что мешало подождать какое-то время и развертывать его на технологиях, которые планируются использовать при создании атомоходов типа «Хаски»? Ведь с вводом в строй трех кораблей проекта 955 и семи 955А мы получаем вполне приемлемый количественно и качественно морской компонент российских СЯС. И вместо того, чтобы подумать, как обеспечить его развертывание и боевое применение, мы тратим деньги на «Белгород», представляющий собой переделку устаревшего уже проекта 949А, и вполне современного «Хабаровска». Таким образом, даже после выхода из состава ВМФ РФ «Дельфинов» проекта 667БДРМ, мы останемся с тремя построенными практически одновременно типами стратегических атомных подводных лодок, а если еще вспомнить, что «Хаски» тоже планировалось в варианте РПКСН, то их станет уже четыре… Зачем?

Выводы

По мнению автора настоящей статьи, массовое и практически единовременное строительство разнотипных АПЛ, носителей стратегического вооружения, является одной из крупнейших ошибок развития ВМФ РФ. Значительно более оптимальным выглядело бы создание трех РПКСН проекта 955 и еще трех-четырех по усовершенствованному проекту 955А при полном отказе от «Посейдона» и его носителей. Сэкономленные средства можно было бы распределить в пользу многоцелевых сил флота (да тех же «Ясеней») либо же на мероприятия, повышающие КОН новейших РПКСН. А возобновлять строительство новых подводных лодок этого класса стоило по мере готовности проекта «Хаски».

Источник: topwar.ru